Бывает, что художник и сам не может точно понять, что и зачем хотел он сказать своей картиной. Так произошло и с Крамским, который находился в постоянных поисках и сомнениях, и если его портреты обладают ясностью и чистотой образа, то «Христос в пустыне» - одно из тех произведений, которое всегда вызывает вопросы у зрителя.
        Однажды, в бытность свою учеником Петербургской Императорской Академии художеств Иван Крамской нарисовал человека, читающего Евангелие. Профессор похвалил работу, а потом молодой художник показал ее случайно забредшему старику офене (разносчику товара, коробейнику). Тому совершенно не понравилось: «Света на лице его нет. Почём я знаю, может, это он песенник от скуки раскрыл и разбирает. Ты, может, обличье-то и нарисовал, а душу забыл…» - «Господи, да как же душу-то рисовать?» - «А это уж твоё дело, не моё…».
        Иван Николаевич стоял в углу последнего зала Академии, в котором висело его только что оконченное полотно «Христос в пустыне». Десять лет прошло с тех пор, как он с грандиозным скандалом покинул свою Alma Mater, а эта история с уличным торговцем так ясно стояла у него перед глазами, словно старик только что вышел, пришаркивая левой ногой. В зале было немыслимое количество народу. Шла вторая выставка передвижников. Его картина висела последней. Она должна была стать «гвоздем» экспозиции, и действительно произвела небывалое впечатление. «Картина моя, - вспоминал Крамской, - расколола зрителей на огромное число разноречивых мнений. По правде сказать, нет трех человек, согласных между собой. Но никто не говорит ничего важного. А ведь «Христос в пустыне» - это моя первая вещь, которую я работал серьёзно, писал слезами и кровью… она глубоко выстрадана мною… она – итог многолетних исканий…».

Христос в пустыне
        Крамской, словно в каком-то тумане, толкался среди людей, надеясь услышать главное, чтобы понять, что он сделал, что он написал, что он хотел сказать современникам? В ответ на его голову сыпались вопросы, вопросы и вопросы. Бесконечные, бессмысленные, болезненные. - Иван Николаевич, голубчик, ну какой же все-таки момент изображен в картине: утро ли сорок первого дня, когда Христос уже решился идти на страдание и смерть, или та минута, когда «прииде к Нему бес»?
        Будучи студентом Императорской Академии Художеств, молодой Крамской, потрясённый картиной Иванова «Явление Мессии», привезённой в Россию в 1858 году, выступил в печати со своей первой критической статьёй. «Художник – писал он – это пророк, открывающий истину людям своими творениями». Еще больше Крамского потрясла трагическая смерть Иванова.
        Со всей силой юношеского максимализма Крамской стал доказывать «всему миру», что «ни хлебом единым жив человек». Осенью 1863 года он становится во главе исторического «бунта 14-ти» выпускников Академии, которые выдвинули категорическое требование свободного выбора темы для академической программы. Получив отказ, они демонстративно покинули стены училища, отказавшись от участия в конкурсе на Большую Золотую медаль и вообще всех последующих за спокойным окончанием Академии благ. Но самостоятельная жизнь оказалась не такой простой. О хлебе насущном думать пришлось…
        «Мне просто не верится, чтобы я, исполнявший всевозможные заказы, и я теперешний – одно и тоже лицо. Я с ужасом думаю, как это я буду исполнять их, как прежде, а ведь нельзя без этого… Взять бы и заорать сейчас на всю выставку: «Купите меня! Я продаюсь! Кто больше даст?.. Я вижу ясно, что есть один момент в жизни каждого человека, мало-мальски созданного по образу и подобию Божию, взять ли за Господа Бога рубль или не уступать ни шагу злу. Мы все знаем, чем обыкновенно кончается подобное колебание»…
        Постепенно друзья стали замечать, что и без того худое лицо Крамского ещё больше осунулось, побледнело, в глазах появился лихорадочный нездоровый блеск. Он почти уже не ходил по выставке, все больше сидел в углу, опустив на колени усталые натруженные руки… Иван Николаевич продолжал улавливать обрывки фраз, но смысла их уже не разбирал… Где-то, почти над самым ухом забасил Стасов: «Это жестокая ошибка – изображение Христа затруднённого! Нет! Нужен Христос действующий, совершающий великие дела, произносящий великие слова!». «Да что Вы такое говорите, Владимир Васильевич! – Не прекращая разговаривать с критиком, Гаршин горячо жал руку Крамского. – Здесь выражение громадной нравственной силы, ненависти ко злу и совершенной решимости бороться с ним. Христос поглощён Своею наступающей деятельностью, Он перебирает в голове всё, что Он скажет презренному и несчастному люду… Друг мой, как вы нашли такой образ». «Я знаю, большой нужно иметь риск, чтобы браться за такие задачи. Мирового масштаба герой требует и подобной картины… Много нужно мне теперь докторов и времени, чтобы унять сплошные стоны и необъятные страдания. Только думаю, что и стоны и страдания останутся со мной, и нет им исхода… И вы и я, вероятно, не одиноки… есть много душ и сердец, находящихся в мятеже… Ужасное время, страшное время! Нет места в человеческом сердце, которое бы не болело, нет чувства, которое бы не было самым дерзким образом осмеяно! Скверная штука жизнь!».
        Иван Николаевич понимал, что искушение, совершившееся с Христом в пустыне, случается с каждым из нас. Природа щедро одарила Крамского талантами, и он ощущал в себе эту силу. Но его всегда мучил один вопрос: на что можно ее употреблять? Когда бес предлагает Христу попробовать свои силы, превратив камни в еду, Господь отвергает унижение этой Божественной мощи ради удовлетворения нужды. «Ладно, - говорит дьявол, - Ты не захотел для Себя одного употребить эту силу – вот высокая гора, с которой видны все царства вселенной. Ты только мне поклонись – и все это будет Твое. Ты сможешь творить добро для всех». Это соблазн антихриста, и Крамскому он тоже был знаком. Как часто закрадывалась к нему мысль о его превосходстве над другими людьми. О том, что он - умнее, талантливее, лучше…